Шесть деревянных домов барачного типа на косогоре (направо от Мемориала) - «эмгэбэвский» городок. В детстве часто слышал о нём — от матери, соседей по старому особняку на Ленина, 29. Все сходились в одном: детство было трудным, но весёлым и насыщенным. Не миновало такое «барачное детство» и мою семью.
В конце пятидесятых большинство жителей переехало в недавно построенные двухэтажные особняки странной угловатой архитектуры, но большинство «аборигенов» городка прожили здесь всю жизнь! Правда, не удалось выяснить фамилию архитектора, но, возможно, это был Стукачёв, и, если верить старожилам городка, в постройке некоторых домов принимали участие пленные солдаты милитаристской Японии. Поэтому годом окончательной застройки городка можно считать 1947-й, хотя некоторые дома выглядят довоенными. Но, возможно, откликнется кто-то из читателей и поможет уточнить эту дату.
Недавно удалось «раскрутить» на воспоминания мою мать — она более семи лет прожила с родителями и двумя сёстрами в «эмгэбэвском» городке. Позже удалось разыскать и других старожилов, бывших «ребят с нашего двора», пятидесятников, и немного с ними поговорить. Нашлись и фотографии — любительские, не лучшего качества, но неожиданно сюжетные и колоритные. На многих из них - ребята, которым сейчас под семьдесят ...
«Мы приехали в Свободный из Благовещенска в 1952 году. Сначала мы с мамой жили в гостинице (сейчас — контора ОРСа). Гостиница была очень ухоженная, во дворе — клумбы с цветами (особенно мне запомнились цветы - «гребешки», похожие на петушиные, больше таких цветов я не видела, и душистый табачок, который по вечерам источал удивительный аромат). Потом отцу дали комнату в бараке с общей кухней на три семьи. Нас у родителей было трое — девочки. Комната была большая, с огромной верандой. Соседями были Кожекины и Саврась. Жили мы дружно. В этом же году я пошла учиться — в школу №32 (позднее - №189). На уроки бежали по заводскому гудку в 7.30., учились с утра, идти надо было по темноте, поэтому собирались со всего городка.
Городок — на высокой сопке: шесть домов. Четыре — обыкновенные бараки, а два — для начальства : необычной формы и с проходными подъездами - в одну дверь войдёшь, а в другую выйдешь, только уже с другой стороны дома. Было удобно играть в прятки и «стрелки». Детей в городке было много, жили мы весело. Играли в «выжигалы», лапту, крутили верёвку-скакалку. Посреди стояла водокачка — маленький домик. Там отпускала воду бабушка Паша, зимой мы у неё грелись. Этой же водой мы заливали горку, она получалась очень длинной. С её высоты, лёжа на санках и управляя ими, мы выезжали на другую сторону проезжей дороги, и это было опасно, но зато — какой адреналин! Дети были худыми, но выносливыми, и если болели какой-нибудь заразной болезнью — то всем городком. Однажды заболели коклюшем, и кто-то из взрослых посоветовал лечиться разреженным воздухом. Нас катали на моторной лодке, и даже нанимали самолёт, чтобы поднять повыше...
Помню, как взрослые заложили скверик посреди городка, обнесли его красивым штакетником. Когда закладывали клумбу, наткнулись на бревенчатый накат, его тут же завалили землёй, а что там было, никто не знал, но страшных «легенд» было много. В центре клумбы установили бюст Сталина, потом его забрали в МГБ. Да и сама улица тогда называлась Сталинской...
Родителей своих мы почти не видели: они приходили, когда мы уже спали, а уходили раньше нас. Мы были очень самостоятельными, сами подшивали подворотнички, манжеты к школьной форме, а ленточки гладили на батарее, намотав их мокрыми на трубу.
5 марта 1953 года узнали о смерти Сталина. Была пурга, намело такие сугробы. что мы еле-еле добрались до школы. Там была траурная линейка, стоял огромный портрет «вождя всех народов», а нам прикололи траурные ленты. В этот день плакали все.
Помню, что очагом культуры было здание МГБ: там крутили кино, запомнился фильм «Богатырь» идёт в Марто». Шёл и «Тарзан», но детей на него не пускали. Ещё там устраивали выставки рукоделия наших мам. До сих пор не понимаю, как и когда они исхитрялись, имея трёх и боле детей, работая, ещё и вышивать, вязать спицами и крючком. Праздником для нас было воскресенье: мама дома, и с утра вкусно пахло шанежками и компотом.
В то время было очень развито тимуровское движение, оно всецело овладело нашими умами и мы устраивали «штабы» где только можно. Однажды устроили в сарае у тёти Любы Саврась — на сеновале, навесили консервных банок - «сигнализацию», и вскоре перепуганная корова отказалась есть сено, вот тогда-то нам и досталось! Летели во все стороны наши банки и вся немудрёная утварь! А дома ещё и от отца влетело...
Потом подростки устроили в скверике танцплощадку, установили столб, подвели провода, а один парень, которого все почему-то звали Охапычем, приносил радиолу с пластинками (в то время — большая редкость, многие всё ещё вертели ручки патефонов). Взрослые и подростки танцевали, а мы, малышня, с восторгом наблюдали за ними...
Здание МГБ и городок разделял высокий деревянный забор, который мы запросто преодолевали: там было интересно. Спортплощадка, турники, верёвка с узлом на конце. Мы забирались по ней, как обезьяны, и раскачивались. Играли, пока сторож нас не выгонял. Ещё за забором были гараж и летний душ. Вода нагревалась от солнца, и какое это было блаженство — попасть туда и помыться! Рядом с городком располагалась кочегарка, отапливавшая все дома, а от неё шла железнодорожная колея, по которой отработанный уголь сбрасывали в овраг. А вокруг городка располагались воинские части, и ребятишки, что постарше, бегали туда смотреть кино. Там же, на сопках, у нас были огороды, где мы выращивали овощи, немного картошки, а в основном нас вывозили на поле — садить, обрабатывать и копать картошку, и всё было своё. Некоторые рыли землянки и держали там свиней, мы для них рвали лебеду. Помню борщ из лебеды, который варила мама Наташи Тупик, - очень вкусный. Через три года мы получили отдельную двухкомнатную квартиру по адресу: Сталинская-1, дом № 4, кв. 2 — это была такая радость! Соседями были Клименюки, у которых было шестеро детей. Тётя Валя сидела дома, её муж работал в ОРСе, мог достать всё, и она была первой франтихой городка. Как сейчас, помню её — красивую, в цигейковой шубе и цветастом платке.
Помню закрытое собрание, после которого родители вырезали из книг и словарей портреты Берии. А в общем, жили трудно, ничего лишнего не было, но — дружно, помогая друг другу.
Из подростков - Костю Желонкина взяли в суворовское училище; самой красивой девушкой была Тамара Севостьянова, а самым красивым парнем — Валька Никитин. (Потом они поженились). Помню Солдатовых (Афанасьевых), тётю Тоню Плюснину, Малышевых, Чуб, Шпак, Куделиных, Костицыных, Кузнецовых, Гусевых, Соколовых, Соловкиных, Матраховых, Раскиных, Кожевниковых, Клименюк, Сусловых, Недобежкиных... Со временем все разъехались, получив квартиры получше, но «барачное» братство существовало, пока не умерла последняя — тётя Лена Кожекина. Сейчас там живут совсем незнакомые люди, я иногда захожу туда, - всё в запустении, садик разгородили, деревья стали большими, но часто снится счастливое детство и молодые родители. Может, кто-нибудь отзовётся и напишет о своём детстве в городке?
В 1959 году часть семей из городка переехала в дом № 29 по ул. Ленина (напротив магазина №17). Дали в нём квартиру и нам. До этого там жили Дорины. Но это уже совсем другая история...»
Р.И. Погодаева (Семикова).
Другие «ребята» городка были не столь многословны, но также с удовольствием рылись в забытых фотоальбомах, делились воспоминаниями. Виктор Петрович Куделин рассказал мало, но фотографий нашёл очень много: «Мы любили смотреть, как в гараже возятся с автомобилями, и главным «подвигом» для ребятишек было — забраться в летний душ возле гаража: наверх по лестнице, в открытый жестяной бак. Многих на фотографиях знаю — кое-кто ещё жив. А жили мы в доме над самым оврагом, с 1947 года. Вот - старый кореш Николай Костицын (его брат Александр - совсем малец был). Ещё в городке, вроде бы, жил какой-то Герой Советского Союза. Два Вовки жили — Матрахов и Раскин. Помню, как стянул чей-то растянутый для просушки рыболовный бредень — удрал с ним на рыбалку, но ничего не поймал, там его и забросил... В сохранившемся здании, ныне заколоченном, были милиция, прокуратура и линейный суд. Один из бараков сравнительно недавно сгорел... Запомнился и бюст Сталина — он стоял за оградой, на территории МГБ, вокруг — роскошные кусты смородины. Даже знаю, кто его сносил в пятидесятые — члены партии, но кто конкретно, не стану говорить. Чудом тех лет был первый телевизор, купленный соседями — Поляковыми. Моей же первой радиотехникой стал ламповый радиоприёмник «Восход-57». Как только я подсоединял к нему антенну и заземлял, у соседей начинались «помехи» на телеэкране. А вообще — весело было, одним словом — детство, юность...»
Тамара Дмитриевна Панасюк (Севостьянова) живёт в Приморье, но хорошо помнит городок детства: «Помню, как разобрали и засыпали старое бомбоубежище, площадку разровняли, а зимой на этом месте залили каток. Катались все — привязав коньки к валенкам. Потом там соорудили танцплощадку — сначала просто утоптанный «пятачок», а затем — и деревяный помост, поставили лавочки. События июня 1953 года помню хорошо — мы стояли на соседском балконе второго этажа, и по улице бежали вооружённые солдаты. Действительно, было страшно. История городка — часть истории нашего города да и страны в целом. Помню Воробьёва Борю по кличке Быря, Филатова Юрку (учил нас курить), Галю Юницкую, Кузнецову Римму, трёх братьев Никитиных. Из сотрудников МГБ и МВД на фотографиях узнала Барсукова, Степанова, Жук, Малышева , Кияшко. Мой отец, капитан МВД линейной милиции Севостьянов Дмитрий Иванович (умер в 1962 году), служил вместе с капитаном (впоследствии майором) МВД Костицыным Л.Ф. Помню спортивные игры — лапту, «зоську», в овраге строили запруды... Дружила с Галей Саврась — дочерью тёти Любы. Многие держали домашних животных, но уже при Хрущёве вышел запрет. Помню танцплощадку, посадку деревьев. Детские самодеятельные постановки, выставки...Что же касается постройки городка — тут мнения расходятся, но, вероятнее всего, это первые послевоенные годы. Когда мы переехали, дома стояли совершенно новые. Я слышала, что в постройке первых домов принимали участие и японские военнопленные. Так как в 1947 году их уже не было на территории города, это вполне вероятно».
Александр Леонидович Костицын набросал даже схему расположения домов в городке и их номера, вспомнил мнигих жителей:
«На фотографиях — Куделин Виктор (Куделя), Никитин Валентин (Никита), сын начальника милиции, Захряпин Володя ( Захряпа, Охапыч), Шпак, Раскин, Чуб, Недобежкин. И душ возле гаража помню — залезем в бак, ржавчину перебаламутим, а шофёры пойдут после работы ополоснуться — вода коричневая... Вот нам доставалось! В городке кино крутили по субботам и воскресеньям (если не было дождя) на открытой площадке. Зимой — в красном уголке МВД. Был в здании и буфет — мы там иногда хлеб покупали. Помню, как поссорился с другом — Никитиным, и на весь забор написал мелом что-то вроде «Никита-волокита, в ж... палочка забита». Наутро сотрудники МВД с тряпками стирали надпись, а вскоре нашли виновника... Вызвали и спросили, кого я имел в виду. Я честно сказал: «Никитина!» Дома отец «сделал внушение» ремнём: «Если бы ты не был сыном сотрудника МВД — вся семья бы имела проблемы!» Ведь страной тогда правил Никита Хрущёв, и надпись сочли за происки оппозиции... О предках своих знаю мало — дед погиб на Балтике в 1914 году; отец, майор МВД, в гражданскую совсем мальчишкой потерял семью, беспризорничал, детство было «ещё то» добрался до Москвы, попал в коммуну типа «Республики ШКИД». Получил образование, работал в НКВД, но после кто-то донёс о «непролетарском» происхождении, и отца перевели в МВД. Прошёл всю войну, и награды носил только боевые. С братом он встретился лишь после войны, тогда я немного узнал о предках, и отец показывал мне старинные дедовские карманные часы с надписью вроде: «Капитану такого-то маломерного судна Фёдору Костицыну за отличную службу»...
Но мы, кажется, немного отвлеклись. Что касается зданий — то мне известно, что до войны отдел НКВД располагался в ныне заколоченном двухэтажном помещении барачного типа, где в последние годы «радели» баптисты. После объединения в начале пятидесятых МВД и МГБ разместили в одном помещении, снесённом в восьмидесятых (сейчас на его месте располагается двухэтажное здание ФСБ). А в прежнем здании впоследствии был суд, потом детская больница.
Сокращения сотрудников начались в декабре 1953 года, под него попали и твой дед, и мой отец, и дед твоего друга Кости — Соловкин Иван Герасимович, подполковник МГБ, - многие сотрудники, причём причину указывали - «по болезни», и продолжались до 1959 года. А о друзьях по городку - конечно, хотелось бы увидеться с теми, кто провёл здесь своё детство, или хотя бы связаться по интернету ».
Курьёз истории — детская больница и баптисты в довоенном здании НКВД... Впрочем, образ палача-чекиста нам усиленно начали прививать в конце восьмидесятых, но ведь среди них были и порядочные, честные сотрудники, прошедшие войну, зачищавшие город от бандитов в послевоенные годы. А «оборотней в погонах» и в наше время хватает. Когда в семидесятых ломали старый сарай, автор этих строк нашёл немало литературы того времени — агитационной, а также брошюрки по владению стрелковым оружием, трёхтомник «Ленин и Сталин», груду машинописных документов, «засекреченные» брошюры с резолюциями ХХ съезда КПСС, обоймы с винтовочными патронами и пару изъеденных молью шинелей; фуражки сотрудников НКВД, несколько противогазов, фотоаппарат-«гармошку», огромный диван с валиками и спинкой с зеркалом, чёрный «рогатый» телефон, кожаные планшетки, кобуру и даже очки-«велосипед». Всё это стало ребячьим реквизитом для игры в «войнушку», и почти ничего не сохранилось. А из винтовочных патронов мы делали «крутые» шариковые ручки, вытопив из пуль свинец и сточив кончик (для стержня). Единственное, что сохранилось в моей коллекции от тех лет — каким-то чудом уцелевший патефон тёти Любы Саврась и грошовые ходики с общей кухни, а также репродуктор-«тарелка», который я подарил музею... Правда, есть ещё настенный телефон (такие висели в коридорах коммуналок) образца 1935 года, но он в исправном состоянии и в отличие от современной электроники ещё ни разу не ломался. Правда, неприятно дребезжит мембрана, и иногда в эбонитовой трубке между гудками слышны какие-то посторонние звуки и приглушённое бормотание.
Вероятнее всего, неполадки на станции, но, может быть, и голоса из прошлого...
Действительно, публикации конца 80-х не оставляли бедным сотрудникам НКВД никаких шансов… Мои бабка с дедом работали в органах, но ничего плохого о них сказать не могу, а в городе тогда было весьма неспокойно. Кстати, на мои вопросы о работе в МГБ в послевоенные годы они отвечали: «Вас бы тогда бы да туда бы!» И они были по-своему правы. Впрочем, Вы забыли про другой комментарий: «оборотней в погонах и в наше время хватает». Всегда были те, кто ради карьеры ломали людские судьбы, но, думаю, они не были в большинстве. А рядовые исполнители просто исполняли приказы. Впрочем, моего прадеда в Благовещенске однажды предупредил о ночном «рейде» знакомый сотрудник ОГПУ. И знал, что рисковал смертельно. И прадед ушёл на всё лето в тайгу — с одним ружьём, краюхой хлеба и дюжиной патронов. Выжил, и семья не пострадала. А по поводу «непролетарского» происхождения» — было множество примеров такой несправедливости, хотя, по тезисам того же Сталина, «дети за родителей отвечать не должны».
Впрочем, я хотел спросить о главном: не встречалась ли Вам такая фамилия -Соловкин Иван Герасимович? Мне предоставили интересные документы: ещё в двадцатых он чуть ли не пешком добрался до Москвы из глухого чувашского посёлка, закончил рабфак, а после — чуть не три института, работал и на текстильном производстве, и на телефонной станции, и помощником машиниста… В начале тридцатых стал сотрудником ОГПУ, имел множество грамот и наград, в годы войны служил в разведроте, лично брал «языков», часами лёжа в засаде. Дослужился до подполковника, но в середине пятидесятых был сокращён, после работал в разных организациях, в том числе в одном из тоннельно-мостовых отрядов Свободного. Я помню его глубоким стариком. очень молчаливым, но на любой вопрос из истории СССР он мог всегда дать чёткий и правильный ответ. Есть много интересных фотографий и документов ( в том числе и резолюция 50-х годов о сокращениях в МГБ, написанная от руки ( рекомендовалось сокращать «по болезни»). Внук его и зять помнят немного, да и Иван Герасимович был немногословен: в своё время давал подписку о неразглашении… По документам видно, какой интересной и насыщенной была жизнь ветерана ОГПУ-НКВД-МГБ.
Кстати, если известно хоть что-то о дате постройки первых домов городка, напишите.
С уважением, Погодаев.
«Получил образование, работал в НКВД, но после кто-то донёс о «непролетарском» происхождении, и отца перевели в МВД.»
Вот так и рождаются басни про ужасы сталинизма.
«Впрочем, образ палача-чекиста нам усиленно начали прививать в конце восьмидесятых, но ведь среди них были и порядочные, честные сотрудники, прошедшие войну, зачищавшие город от бандитов в послевоенные годы.»
Вас послушать так честные и порядочные люди среди сотрудников НКВД попадались один на сотню. А по мне так они в основной массе и были честными и порядочными. В войну они Родину защищали, а после чистили страну от всякой мрази. Честь им и хвала.